Выжившие

Внезапно открывшаяся передо мной огромная скала спускалась почти отвесным обрывом к бурлящей реке. Юрункаш, бегущая по 40-километровому каньону, окруженному снежными горами шеститысячниками, в этом месте словно заключена в «каменный мешок».

Юрункаш — река, протекающая в горном массиве Кашгара, неподалеку от границы Китая и Кыргызстана. Протяженность — более 400 км. Берет начало на покрытых ледниками склонах хребта Устюнтаг и после слияния с Каракашем образует главную водную артерию региона — реку Хотан. В верхнем и среднем течении Юрункаш отдалена от населенных районов. Зимой почти полностью пересыхает.

Тупик! Отчаяние лихорадочно билось в висках, распространяя отвратительную дрожь по всему телу.
До места старта экспедиции — больше 150 км, а впереди, всего в 40 км, — пограничный пост, но к нему не пробраться. В моем распоряжении только каска, непромокаемые штаны, рубашка, ветровка, бесполезный в гористой местности северного Китая мобильник и два паспорта (российский и заграничный). Накануне я ночевал в удобной, по местным меркам, пещере, поэтому решил вернуться туда. От былого энтузиазма не осталось и следа, а ведь когда в «бочку» (водоворот с обратным течением) затянуло последний катамаран, а оставшихся членов группы унесло вниз по течению, во мне проснулось какое-то яростное желание жить.

Не сдамся, буду действовать, горы сверну, а выйду к людям! Воображал себя Робинзоном Крузо и карабкался по скалистому берегу и крутым осыпям, пока не уперся в тупик. Теперь уже спешить было некуда, оптимизм вдребезги разбился об острые скальные уступы, и я побрел вдоль берега, высматривая свою пещеру. Кажется, там, около старого кострища, я видел рукотворные знаки. Может, люди гораздо ближе, чем я думаю?

С момента катастрофы прошло уже четыре дня, и удивительно, что мыслей о еде нет. Вот когда оставался последний «Сникерс», мы, здоровые мужики, пожирали его глазами, хотя так и не съели. И думать-то сейчас не о чем — кругом только голые скалы, поросшие колючим кустарником, а посередине река, такая стремительная, что в ней не решается плавать даже рыба. Не то, что мы — жаждавшие экстрима туристы-водники, излазившие всю Россию и пожелавшие китайского адреналина. Теперь-то я ясно понимаю, что река совершенно непроходима. Если бы нам удалось избежать катастрофы тогда, она обязательно настигла бы нас на следующем пороге..

А вот и моя пещера! У нее достаточно удобный вход — даже не нужно пригибаться, но место для сна приходится устраивать поглубже — ночью в здешних горных краях холодно. Ободрав руки о колючий кустарник, соорудил лежанку, под спину постелил «пенку», которой была проложена каска.

Хоть какой-то, но утеплитель. «Одеяло» тоже из веток. Укрываюсь с головой, на глаза падают гусеницы. Ловлю их языком, прокусываю и тут же выплевываю —уж больно горькие.
Кто бы мог подумать, что я, один из лучших водных туристов Казани, кандидат химических наук, окажусь здесь, в темной китайской пещере, «вооруженный» лишь слабой надеждой на спасение, наедине со своими гнетущими и страшными мыслями.

Лежать приходится только на спине, в любом другом положении сразу замерзаешь — тепло можно сохранить, только прижавшись к пенке и иголкам от веток.

С рассветом выхожу на пляж и с наслаждением растягиваюсь на песке — горячий! После стылой пещерной твердости он кажется таким мягким и теплым. Пью — вода наполнена ледяной свежестью, сладкая на вкус и очень мягкая. Но умываться не хочется — боюсь растерять тепло.
Река искушает.

Достаточно всего пары шагов, сильное течение сделает за меня все остальное: подхватит, швырнет на камни, а дальше — покой и никаких тяжких мыслей о шансах на спасение, о собственной беспомощности, о предстоящей ночи без сна в каменном гробу. Тоска сменяется самой настоящей завистью к погибшим — у них не было выбора, который терзает в это время меня.

Идея сплавиться по высокогорной Юрункаш принадлежала моему давнему знакомому Сергею Чернику, президенту Федерации спортивного туризма Москвы, заслуженному мастеру спорта. Он собрал команду лучших, по его мнению, туристов-водников. Сергей был уверен, что сплав будет не из легких, но реку можно пройти. Замысел был заманчивым, ведь, одолей мы реку, стали бы первопроходцами Юрункаш.

19 августа мы были в верховьях реки — воды для начала сплава было достаточно. Два катамарана, «двойка» и «четверка», за четыре дня одолели почти половину маршрута и прошли «точку невозврата», после которой дороги назад нет. Тропы вдоль реки исчезли, впереди был высокогорный каньон. Пятые сутки начались со сражения с непроходимыми порогами — вытаскивали катамараны на берег и обносили опасное место, потом снова отправлялись в путь. А вечером оба катамарана перевернулись в «бочках», вместе с Сергеем и его сыном Иваном их унесло течением.

Нас осталось четверо. Через день нашли оба катамарана, вещи, продукты... И два трупа — отца и сына. Похоронить их не было никакой возможности, останки укрыли ярко-красными пилонами катамарана. Мы были подавлены, но понимали, что должны выбраться. Подлатав «двойку» и взяв все самое необходимое, поплыли дальше. Без проблем проплыли километров 20, вошли в узкий каньон и снова попали в проклятую «бочку». Меня оторвало от катамарана, водоворот затягивал под воду. Чудом застрял между трех камней у берега и потерял сознание. Больше ребят я не видел. Долго выбирался из каньона, пошел вниз по течению, уперся в тупик и вернулся к встреченной на пути пещере...

Из потока воспоминаний вывел гулкий звук падающего предмета — камень сорвался со скалы и упал в воду. Да и солнце уже заходит, пора в пещеру. Набираю веток для лежанки и укрываюсь под каменным сводом. Вот бы уснуть и проснуться дома, чтобы и Оля была рядом, и родители, а пещера, колючая постель и давящее одиночество оказались только сном, плодом разыгравшейся фантазии. Оля... Только теперь, когда сознание освободилось от груза повседневной обыденности, начинаю ощущать полноту чувств к ней. Мы познакомились в походе, вместе уже 4 года, и она неоднократно намекала мне о свадьбе. А я, закоренелый холостяк, все думал — потом. Если вернусь, первым делом подам заявление в ЗАГС.

С каждым днем передвижения даются труднее. Штаны стали спадать. Как химик понимаю, что организм уже перешел на внутреннее, эндогенное, питание, в прямом смысле слова съедая самого себя, мышечная ткань тает на глазах. За неделю от прежних бицепсов остались кожа да кости.
Сил хватает лишь на то, чтобы утром добраться до пляжа, разложить отсыревшие за ночь вещи и попить. Какое же это наслаждение — пить! С каждым днем вода раскрывает все новые оттенки вкуса и аромата, обжигая, льется по пищеводу и заполняет желудок, давая ощущение сытости. В блаженстве растягиваюсь на песке, и мысли начинают хоровод фантазий. Платье у невесты должно быть обязательно длинным, до пят, и таким красивым, чтобы дух захватывало. Составляю в уме список гостей, продуктов, просчитываю меню. Мысленно рассаживаю гостей по своим местам — это же моя свадьба!

Солнце прожаривает исхудавшее тело до самых костей — пора собирать ветки на ночь. Это нехитрое занятие стало сложным: ослабшие пальцы слушаются нехотя, колючки пропарывают кожу до крови. Устраиваюсь в закутке и стараюсь не шевелиться, чтобы не растерять драгоценное тепло. В голове проносятся яркие кадры всей жизни: детства, отрочества, юности. «Как перед смертью», — говорю я себе, и пещера содрогается от звука голоса. Я не узнаю его, ведь последний раз пользовался голосовыми связками неделю назад.
Никогда не думал, что звук собственного голоса может быть таким пугающим! Решаю впредь без необходимости вслух не говорить.

Вот так. Был человек — и нет. А что осталось после? Ничего, даже могилы, наверное, не будет. И зачем тогда все это, для чего жил, любил, смеялся, работал? Был бы ребенок, тогда без сожаления умер на этом самом месте. Стенки закутка чуть шире плеч, высота не более полуметра — чем не саркофаг? Если бы знал, что плоть от плоти моей будет жить где-то в далекой, очень теперь далекой Казани. А так — все бессмысленно. «Должен быть смысл», — бесчисленное количество раз повторяю про себя, обращаясь к кому-то, и радуюсь, как ребенок, каждому мигу своей странной жизни, который вполне может оказаться последним.

Открываю глаза (с лица, сворачиваясь в полете, посыпались гусеницы), и вдруг вижу двух маленьких птичек, вольготно устроившихся на ветках, укрывающих меня с головой. Похоже, они собираются свить уютное гнездышко, им, видимо, и в голову не могло прийти, что под ворохом колючих веток находится кто-то живой. Да я и на живого-то, наверное, мало похож: если посмотреть на свет, то кости рук и пальцев просвечивают сквозь обтягивающую кожу, волосы спутались, лицо заросло клочковатой бородой, глаза ввалились. В общем, готовый экспонат для изучения анатомии.

Лежу, боясь пошевелиться, и наблюдаю, как птички прыгают с ветки на ветку, щелкают зазевавшихся гусениц и мило переговариваются между собой. Это первая встреча с живыми существами более чем за две недели. «Может, сегодня вообще не вставать?» — ворочаются в голове обленившиеся мысли. В пещеру уже пробиваются первые солнечные лучи, и тут я слышу его — гул ровно работающего мотора.

Птички, удивленно чирикнув, мигом вылетели наружу, вслед за ними выбрался и я. Но успел разглядеть только хвост вертолета, нырнувшего в пустоту между скал. Вот он — смысл, который я безнадежно искал, вопрошая у безмолвной реки, зачем она меня пощадила! Неужели спасение возможно, и я все-таки выживу? Во мне открылось второе дыхание, и я, не имевший сил отойти от пещеры дальше, чем на 20 шагов, устремился наверх. Полз по камням, обдирая руки и ноги в кровь, боясь опоздать на свидание с вертолетом. Минут через 40 был уже наверху. Вскоре показался вертолет, он летел прямо на меня и, поравнявшись со мной, даже сбавил скорость. Заметили? Вертолет военный, значит пограничники где-то рядом. С новой надеждой возвращаюсь в пещеру.
С рассветом опять лезу наверх. Как же красивы горы в свете восходящего солнца, ради такой красоты стоит жить и бороться! Очень холодно. Онемевшие кости просят движения, и я решил идти в ту сторону, куда улетела вертушка. Через несколько километров мы вновь повстречались — вертолет кружил надо мной, как слепая птица. А я бегал и как угорелый махал всем, чем можно, пытался пускать солнечных зайчиков кусками камней со слюдой. Все без толку.

С этого дня почти не мог спать. Каждое утро готовился к торжественной встрече: застегивал каску, потуже затягивал ремень на штанах, выползал из пещеры, пил и взбирался на скалы. Ждал, когда же мне спустят веревочную лестницу, и я, как Джеймс Бонд, торжественно поднимусь в вертолет. Хотя не было уверенности, что смог бы уцепиться за перекладину. Спасатели появлялись в одно и то же время, пролетали надо мной и уходили на поиски в район переворота катамарана-двойки. Неужели удача лишь игриво помахала рукой на прощание?

На седьмые сутки прилетели сразу два вертолета. Один двигался в каньоне вдоль реки, потом резко развернулся, пошел на снижение и сел на отмель реки, примерно в трех километрах от меня. Через некоторое время поднялся, подлетел ко мне, застыл на мгновение и улетел. Все ясно! Это знак! Они не могут здесь приземлиться и указывают путь к спасению. Однако эйфория быстро сменилась ступором — передо мной клокотали бурные потоки реки шириной метров 30.

Всю ночь морально готовился к рискованному заплыву. Утром напоследок окинул взглядом пещеру, служившую мне домом на протяжении 20 дней. Делаю несмелый шаг в воду, потом второй. Течение захватывает меня, руки уже не слушаются, закоченевшие ноги тянет в глубь водоворота. «Выжить! Выжить!» — стучит в голове. Берег уже близко, вода, словно забавляясь, несет меня вдоль него. Наконец ватные ноги цепляют прибрежные камни, скорость понемногу падает. Теперь надо выбираться на сушу.
Тело настолько обессилено, что не может даже дрожать. Но страх смерти заставляет двигаться. Поэтому иду, ладони скрутило, пальцы не выпрямляются. Не замечаю обрыва и соображаю, что произошло, когда земля и небо поменялись местами, а я уткнулся головой в камни у воды. Выручила каска. Но нет худа без добра: от адреналина я согрелся, руки зашевелились. Впредь буду внимательнее. До места предполагаемого спасения уже совсем близко.

Вдруг погода изменилась, горы затянуло в дымку, на «аэродроме» поднялся сильный ветер. Три дня не видел ничего — все вокруг заволокло какой-то мутью, и не туман вроде, а так, какая-то серость (потом узнал, что это была пыльная буря). Но все равно каждый день ходил к месту посадки в надежде, что они вернутся. На третий день решил никуда не ходить, даже чтобы попить воды сил не было. И вот слышу — летят! Встаю, делаю несколько шагов. Первый вертолет пролетает мимо, а второй садится, из него с радостными криками выскакивают два китайца. «Есть смысл! Есть! Не напрасно...» — стою и думаю я, даже не в силах помахать им рукой. Глупая улыбка впервые за месяц расползается на моем лице...